Пожалуй, я лучше в Мариинку....
------------------------------------------------------------------------
Я тоже так подумала и в октябре рванула на свою любимую "Иоланту," не обратив внимание на имя режиссёра. Считала Мариинку мерилом вкуса и гарантией от неожиданностей)) Сказать, что я была шокирована странностями режиссуры Мариуша Трелинского, это ничего не сказать. Я не понимала почему вместо дворца действие происходит в лесной избушке, почему рыцари в спортивных костюмах с лыжами...чур меня!
Я лучше скопикастю (ой) М.Козлову об этой постановке на Проза.ру
---------------------------------------------.
"Но сегодня в спектакле режиссура была, говоря языком современной молодежи, – полный аут. Кто-то недавно заметил, что артистам надо сразу звание народного давать за участие в таких «концептуальных» постановках. В программке указано, что сегодняшний спектакль был 64-м со дня первой постановки в Мариинском театре в 1892 году и 40-й – новой постановки 2009 года (польский режиссер Мариуш Трелинский). То есть получается, что более чем за 100 лет опера шла всего 24 раза, то есть заезженной ее не назовешь. Да и с 2009 года она шла всего по 5 раз в год. Тогда зачем переиначивать прежнюю сценографию, которая в новом варианте не только противоречит либретто, но и расходится с тем, что поют певцы ПО-РУССКИ. По визуальному ряду получается, что король Рене, внешне – вылитый Дуче, ходит с охотничьим ружьем, скрывает, что он король и держит в каком-то сомнительном месте, почти в заточении, свою слепую дочь. Место похоже на охотничий домик. Смахивающий на маньяка с топором лохматый привратник дворца-домика ее охраняет, так что она полураздетая вынуждена сидеть в своей комнате, напоминающую палату номер шесть с кроватью без постельного белья (потом оказывается, что оно разбросано по полу). Иоланту все время норовят уложить в кровать, словно она тяжело больна, а не просто слепа, но жизнелюбива. Но она почему-то временами спит под кроватью, в сцене, где ей подруги показывают цветы и поют о них, ей моют ноги и обряжают во что-то, сходное со смирительной рубашкой. Ухаживает за ней кормилица, одетая и ведущая себя как ассистентка доктора Менгеле, с такими же по виду и поведению подругами Иоланты. Вокруг бедного убежища – дремучий лес, вырванный из земли, как гринписовский бред больного воображения, временами носятся похожие на кенгуру олени, которые ни с того ни с сего оказываются в луже крови и в руках несущих их за задние ноги охотников по размеру превращаются в зайцев, с небес, вместо ангелов, почему-то спускается окровавленная оленья туша… Вокруг нет никакого снега, но рыцари герцог Бургундии Роберт и граф Водемон приходят на лыжах в непрезентабельных лыжных костюмах, утверждая, что они знатные люди (и король-Дуче им верит). Мавританский доктор, про которого король Рене поет «мавр» выглядит как индус в чалме ходит с саквояжем. Оруженосец короля-Дуче бегает с портфелем и ведет себя, как карикатурный интеллигент на колхозной ферме, вляпывающийся в коровьи лепешки. Финал вообще озадачивает, потому что изображает прибытие отряда официантов, которые непонятно что собираются делать в похожем на амбар охотничьем домике. Словом, все, что видит зритель невероятно депрессивно, выдержано в черно-белых тонах и наталкивает на мысль, что это может родиться в воображении совершенно обкурившегося человека, как набор бредовых картинок, которые никакого отношения к сюжету и либретто «Иоланты» не имеют.(с)